Полуночные эссе

Я с трудом просыпаюсь утром (которое у меня начинается в районе 10:00), долго прихожу в себя в течение дня и не особо продуктивен вечером. Но вот с наступлением ночи, к моменту отхода ко сну… Именно в это время мне в голову приходят разные идеи и образы, которые я кратко записываю в заметках. Сделать из них что-то большое не получается, но развить до размеров небольшого эссе – пожалуйста. Поэтому приглашаю почитать несколько моих коротких и не особо осмысленных полуночных текстов.

Иллюстрации сделаны при помощи нейросети Midjourney.

---

Ненастоящие воспоминания

Меня ударило, опрокинуло и развернуло фальшивыми воспоминаниями о том, чего на самом деле со мной не было. Середина нулевых. Интернета повсюду еще нет, он – недешевое развлечение выходного дня на пару часов. Компы у друзей, музыка еще могла быть на кассетах, но диски уже приходят в жизнь. Кто-то уже осваивает MP3. Вместо интернета – канал MTV: он рассказывает, что сейчас нужно слушать и смотреть, как одеваться и как сейчас вообще модно и правильно жить.

От ненастоящих воспоминаний меня немного потряхивает, мне одновременно и плохо, и хорошо. Плохо от того, что ничего объемного, большого, достойного воспоминаний у меня оттуда и нет.  И особенно жаль, что не было тогда какой-то любви. А хорошо потому, что какие-то крупицы все же сохранились в воспоминаниях, и их я пронесу с собой до конца жизни.

В моих фальшивых воспоминаниях я видел себя идущим по летнему городу. Проходил по старым дворам между деревьев в густой листве. И шёл куда-то с определенной целью, у меня были какие-то важные мысли, какие-то серьезные проблемы. Все, что я делал, казалось на тот момент каким-то глобальным и очень важным. Я был влюблён в кого-то (ну или думал, что влюблён – лет в 16 между этими вещами нет разницы).

Я определённо чувствовал себя важным, существующим, фигурой, актором, человеком, у которого прямо сейчас есть задача, есть цели в жизни и смысл существования. Какое-то будущее маячило у меня вдалеке. Оно было смутным и непонятным, но почему-то для меня оно должно было быть определённо крутым, в нём я должен был стать кем-то. Почему? Потому что это же я! Да и это не было особо важно. Ведь у меня были мои цели и задачи, мои сложные проблемы, а еще пара дисков в потной ладони и неосязаемая, эфемерная и потому такая манящая и очень красивая надежда на что-то.

---

Туман над водой

Туман был густым, будто прилипшим к поверхности воды. Веслам приходилось делать двойную работу: сначала преодолеть сопротивление реки, потом – пробиться сквозь молочную дымку. Мы как будто не двигались вовсе, и только какие-то очертания чего-то по обеим берегам давали понять, что мы медленно плывем вперед. Автомат в моих руках уже покрылся «рыжиками» ржавчины от тумана, хотя всем нам сегодня утром выдали их новыми. Пару дней здесь – и автомат рассыплется в ржавую труху. Гребли по очереди. Я сейчас отдыхал. В моей лодке было пятнадцать человек. Несколько раз за последние пару часов я видел такую же лодку впереди. Один раз видел следующую за нами лодку. Мы редко и тихо переговаривались между собой и уж точно даже не пытались говорить с парнями из других лодок – на поверхности воды любой шепот разносился далеко вперед. А это было последним, чего бы нам хотелось. Поэтому и двигатели не заводили, гребли веслами. Никто на это не жаловался.

Когда наконец-то прозвучал Гул, почти никто не вздрогнул. Мы знали, что он прозвучит, рано или поздно. Это был как гудок гигантского корабля, но только живой, колеблющийся, рвущийся внутрь. Он не нарастал, он просто появился сразу везде. Будто стоял где-то в тумане, и ждал, когда мы в него вплывем. Кто-то в нашей лодке зашептал молитву, слева послышались судорожные вдохи. Гул смолк на несколько секунд, чтобы начаться с удвоенной силой. И тут наша лодка уткнулась носом в берег. Никто не спешил выходить. Мы будто-то бы вместе решили не вставать и не ступать на землю, словно это спасет от того, что нас ждет в тумане. Даже головы никто не поднимал. Шепот молитвы закончился. С моего лба упала капелька влаги на автомат. Он уже был весь рыжий. Пора было поднять голову. И тут я его увидел.

---

Телевидение

С момента, когда я начал хоть как-то осознавать движения разноцветных картинок в квадратном ящике и года до 2007 телевидение погружало в виртуальную реальность гораздо круче, чем все технологии развлечений, что есть на данный момент. Даже самый средненький фильм полностью захватывал, погружал в себя, давал почву для фантазий на тему «А как я повел себя в этом мире». Я был вроде бы и тут, но на самом деле там. А уж сериал так и вовсе входил в жизнь и поселялся в ней надолго, актеры и герои становились твоими друзьями. Бывало, что и лучшими, чем те, что тебе подкидывала жизнь.

Иногда я задавался вопросом, почему кто-то в фильме поступает определённым образом, явно нелогично и неправильно. Бабушка или мама отвечали мне «Виталик, кинА бы не было». Поэтому мы и потребляем художественные произведения: чтобы побывать там, где никогда не будем, и сделать то, чего мы никогда не сделаем. Если бы герои поступали так, как поступаем мы, кинА бы действительно не было. Была бы наша обычная жизнь.

---

Рельсы

Фара поезда мигала впереди призывно, но немного нетерпеливо: мол, давай быстрее или не успеете. Чтобы успеть, нам с ней нужно было забежать на мост. От нас до него было может полторы сотни метров. Я не хотел думать, сколько метров было у них до нас. Мы рванули: сначала спринт до ступенек, потом вверх по ним, затем вперед, чуть спустились по короткому пролету, чтобы через десяток метров снова подняться по такому же. И вот мы, часто и судорожно дыша, стоим на середине моста. Под мостом проехал локомотив, щедро освещая темноту впереди себя широким углом.

Пошли крытые вагоны, за ними будет десяток со щебенкой. Песок будет только после.

– Полезли? – она смотрела мне в глаза.

Я держал ее за руку, когда она перелазила за ограду. Следующим был я. Колеса товарняка громко стучали, но поверх грохота я точно слышал их звуки. Все ближе. Воображаемая линия, которая шла вдоль вагонов и делила их пополам, ровно также делила и ее. Поезд ехал не очень быстро, но достаточно быстро для прыжка c высоты моста.

– Ты первая. Прыгай, когда под тобой будет стык вагонов.

Она дергано кивнула несколько раз. А вот и песок.

– Давай!

Она отпустила руки и чуть-чуть толкнула себя вперед. Момент – и она уже в середине вагона с песком, который в темноте казался лунно-белым. Я сместился на то место, где пару секунд назад была она, дождался момента и тоже прыгнул. Песок оказался не таким мягким, как думалось мне наверху. Еще он был прохладным. Вроде ничего не сломал. Я приподнялся и на полусогнутых ногах полез в другой вагон. Перелез стык и подполз к ней.

– Жива? Все хорошо?

– Да. Щеку только прикусила, – она издала что-то, что в нормальной ситуации было бы смехом.

Мы лежали на песке и смотрели удаляющуюся толпу их. Часть была внизу, другие поднялись на мост и уже была недалеко от того места, откуда мы прыгали. К счастью, они не догадывались, как перелезть ограждение. И я надеялся, что не сообразят до того момента, как хвост поезда отойдёт от моста.

– Куда мы едем?

– Не знаю. Надеюсь туда, где их нет.

Мы с ней одновременно посмотрели вперед.

---

Лето до конца жизни

Раньше для меня существовало только два времени года – лето и ожидание лета (в принципе, сейчас ничего особо не поменялось). Тут, в Беларуси, все было каким-то ненастоящим и неприятным: погода, растения, школа, люди. Для меня это была долгая и тяжелая девятимесячная вахта, чтобы заработать право уехать туда, где было хорошо. Этим местом была станица Елизаветинская. Там было все, что нужно маленькому мальчику: горячее солнце, фрукты прямо с деревьев, велосипед, собаки и коты, друзья по соседству, костры по вечерам, огромная шелковица, с верхушки которой я почти касался облаков; металлический бассейн на участке одних соседей и большой подвал (где пахло загадочно и таинственно) в доме других; большой советский телевизор, выдававший черно-белое изображение от игровой приставки; свалка в поле, где можно было найти интересные штуки; соседские автомобили, уже просто посидеть в которых было круто, а уж проехаться – невероятным успехом. Было еще много чего, что все вместе складывалось в такое подзабытое сейчас слово «счастье». Последний раз я там был в 2002 году. Мне было 12 лет.

Как-то недавно мне в голову пришла мысль, что я бы отдал год теперешней жизни в обмен на один день в тех местах и временах. Чтобы мне было лет 10, под ногами была горячая кубанская земля, ледяная вода из-под крана, сочная черешня на ветках и соседские дети, которые из-за забора зовут меня играть.

А потом я подумал, что не стоит мелочиться. Я бы все года своей теперешней жизни отдал бы за то, чтобы вернуться на соответствующее количество дней в туда и тогда. Это было бы лучшее лето. Лето до конца жизни.